Хундертауэр - Страница 118

118

Застучали по земле копыта, зашуршали седла, с которых сползали седоки, звякнули латы собираемого с земли Альпида… а потом Хастред обнаружил, что из-за их дерева шагом выдвинулась еще одна лошадина, на которой восседает еще один Альпид с факелом в руке, и свет этого самого факела вполне закономерно выхватил из темноты самого Хастреда.

— Привет, — обреченно вздохнул книжник и, упреждая метнувшуюся к мечу руку воина, с обеих лапищ взметнул свой тяжеленный топор. Широкое полулунное лезвие взрезало воздух, пройдя впритирку над конскими ушами, и мощно врубилось в грудную пластину панциря карателя. Железо разошлось под остро заточенной режущей кромкой, как мягкая кожа, силой удара воина сшибло с седла, за счет своей тяжести он сам снялся с лезвия, освободив топор, и Хастред безо всякого энтузиазма вывернулся из-за дерева: преимущество внезапности надо использовать до конца. Успел краем глаза заметить, как из-за своей сосны выпорхнул орк и тоже бросился прямо на всадников. Бежал он диковинно, часто-часто перебирая ногами, сильно наклонившись вперед бронированным своим корпусом и вольно откинув понизу руку с опущенным мечом, едва не вспарывая острием дерн.

Всадников в линии перед ним оказалось с десяток, самые дальние еще не разглядели, что происходит, но те, что поближе, уже схватились за оружие. Растерянности ни в едином глазу: не держал сотник Ульпитрий долбодятлов вроде городской стражи, приучал сначала рубить, потом уже разбираться. Тем более когда такое ощетиненное бросается, а свои же товарищи начинают с седел рухаться самым беспардонным образом. Надо заметить, что все обстояло бы куда печальнее, если бы каратели не разделились на две группы, одна из которых углубилась в лес и повстречалась в нем с описываемыми проблемами, а вторая отправилась дальше по тракту с тем, чтобы прибыть в ставку союзного барона Булверта классическим путем — по наскоро проложенной тропе, не рискуя переломать конские ноги в чащобе.

А прямо перед Хастредом оказалась группка из трех пеших воинов и одного конного, который держал под уздцы все еще пошатывающуюся альпидову лошадь с мордой, разбитой столь основательно, что у книжника на душе потеплело. Не прошли даром долгие набивания кулаков о толстенные бревна! Трое пеших как раз подняли бесчувственное тело, и гоблин метнулся к ним, дабы вынести без особых помех. Эти трое тоже оказались не лыком шиты и слитным движением швырнули беднягу Альпида в приближающуюся неприятность. Снаряд им попался не самый удобный, можно даже сказать весьма неуклюжий и с парой десятков фунтов лишнего веса; но чтобы увернуться, Хастреду пришлось бы свернуть с кратчайшего пути к противникам. Гоблины же в разбеге, равно как пресловутые лоси в период гона, на тонкие маневры отродясь не разменивались: книжник принял тело грудь в грудь на лету, за счет собственной нешуточной массы не опрокинувшись, и исступленным толчком вернул его обратно. Одного из троих непатриотичный Альпид застиг врасплох за вытаскиванием меча и свалил с ног, придавив сверху. Кроме того, его измордованный конь, завидев давешнего обидчика, взвился на дыбы и с перепуганным ржанием метнулся прочь; а учитывая, что тот, кто его держал, опрометчиво намотал его поводья на руку — трусливая животина прихватила с собой и его, сдернув с седла. Остались двое… не говоря уже про тех конных, что оказались чуть поодаль — и вовсе не так далеко, как хотелось бы. Но и двоих вышло вполне достаточно. Один принял на себя удар Хастредова топора, ловко пустив его вскользь по щиту. Случись на месте гоблина заурядный хуманс, топор бы вчистую соскользнул с подставленной выпуклой пластины; однако гоблинская силища сыграла свою роль — топор самым краешком лезвия глубоко врубился в щит, раскроил дерево и заставил лопнуть ременную петлю, которой щит крепился на локте воина. Каратель изумленно крякнул и выпустил щит, позволив ему вольно улететь в темноту. В то же время второй воин приступил к деятельности предосудительной: подступил к гоблину с фланга и, взмахнув длинным мечом, рубанул его в бок. Закрученный собственным взмахом Хастред никак не успевал отреагировать, и пожалуй тут бы в отряде генерала начались потери, если бы не появившаяся следом за Хастредом Тайанне. Словно заразившись всеобщей импульсивностью и нежеланием думать, эльфийка сотворила самое очевидное, что пришло в голову. Самым разумным самое очевидное не оказалось, а оказалось оно огненным шаром, который мелькнул в эльфиных пальцах крупной искрой, стремительно пронесся мимо книжника и вспух пышным багровым разрывом между двумя карателями. Их разбросало в стороны как невесомых кукол, язык магического пламени облизнул и Хастреда, заставив его громко охнуть и глянуть на авторшу сего выступления бешеными глазами.

— Зато живой! — независимо оправдалась эльфийка, уворачиваясь от падающего воина с наполовину обугленным лицом. Второй, лишенный щита стараниями Хастреда, попал под ту же раздачу ничуть не хуже, разрывом его швырнуло между деревьями, он долго еще катился кувырком, испуская во все стороны струи дыма и паленый смрад. Опалило и оглушенного Альпида, и того, который из-под него только что вывернулся; книжник, выправившись после своего героического замаха, проявил задатки истинно воинского нюха — определил этого последнего как наиболее опасного и как следует хватил его в лоб тяжелой пятой оскепища.

Не терял времени и Кижинга, набежавший на пару тронувших коней карателей. Уж он-то, воин от роду, накрепко знал, как взять хоть пешего, хоть конного, хоть зеленого новичка, хоть матерого ветерана! Чуть свернул, оказавшись по левую руку крайнего, а второго отделив его корпусом. Каратель машинально прикрылся щитом, хорошо прикрылся, умело, напрочь заслонив и бок и бедро, не обойти без хитрого финта, но орк финтить не стал — пронесся мимо, походя расчертив ногу противника на уровне колена. Воин охнул, рука сама повела щит вниз, перекосив фигуру и открыв ее выше плеча. Кижинга, к тому времени миновавший седока, выбросился сильным прыжком прямо вверх, закрутился подобно смерчу и очертил клинком размашистую дугу. Лезвие катаны прошло над опущенным наплечником, рассекло толстый кожаный ворот доспеха и срезало голову карателя, как столовый нож в руках умелой хозяйки отсекает головку от пучка зеленого лука. Приземляясь, орк еще отмахнулся мечом от выпущенного из отдаления болта, а затем на него надвинулся конный воин, выехавший из-за обезглавленного, меч в его руках опасно блестел сведенным в иглу острием. Даже на лошадь этого нового противника был наспех наброшен стеганый доспех, да и сам воин закован был в знатные латы, а движение, коим он выбросил меч в голову паладину, выдало воина не то что опытного, но пожалуй что из разряда тех, каких никак не ожидаешь повстречать в захолустье. Уважили, однако! — удивился Кижинга, не без труда выкручиваясь из-под выпада. Каратель уверенно вернул руку, не дав увесистому мечу провалить себя и вывести из равновесия, и мог бы вовсе остаться безнаказанным, если бы орк в финале разворота не дотянулся до его торса выброшенной пяткой. Ногу для этого пришлось вымахнуть выше головы, да и каблук против панциря никогда не был хорошим оружием, однако заставил хуманса покачнуться в седле, потеряв ногой стремя, и паладин в хищном броске вслед успел кольнуть его мечом промеж раздвинувшихся пластин доспеха. Не самый опасный удар, не почувствовал даже, проколол ли клинок поддоспешник, но воин живо развернул коня, сам повернулся лицом и прикрылся щитом, переходя к тщательной, без сучка и задоринки, обороне. Это новичкам до слез важно лично нанести победный удар, а ветераны быстро отвыкают подставлять собственную шею ради этой сомнительной чести. Потому и возвращаются из вылазок раз за разом, а молодых и горячих привозят остывшими грудами железа и мяса. А их, молодых, хоть и умелых с мечами и копьями, хватает рядом, и хоть сразу понятно, что противник не по их зубам, уже острым, но еще молочным — вперед пойдут они, и утвердят свою славу злых и умелых бойцов, а кто-то так и останется на поляне навечно…

118